В этом декабре вспоминали Брежнева по случаю его стодесятилетия. Десять лет назад, к столетнему юбилею, фигура Брежнева представлялась в презрительно-издевательском стиле. Помню фильм, где Леонид Ильич был представлен в виде вконец разложившегося старика. Сегодня, по прошествии десятилетия, преобладает ностальгически-похвальное отношение к Брежневу.

Пробивает дорогу идея: застой был не застоем, а золотым веком, вершиной отечественной жизни. Всё было как надо – надёжно и гарантировано, а Советский Союз был неоспоримо великой державой. И как иные полагают, нам просто надо вернуться к славной брежневской системе.

Разумеется, вернуться в прошлое никому еще не удавалось, но важно отношение к этому прошлому, так как оно влияет на настоящее. Иногда – опасно и разрушительно.

В 90-е был страшно популярен фильм «Россия, которую мы потеряли»: всё было так хорошо при царе, а потом пришли невесть откуда злые большевики и развалили всю малину. Сегодня на роль «России, которую мы потеряли» активно пробуется брежневская эпоха. И это потенциально очень опасно. Брежневскую эпоху надо изучать и осмыслять, потому что многие, если не все уродства наших дней растут оттуда.

Однако прежде чем говорить об эпохе, немного о самом Брежневе. Ничего дурного я о нём сказать не могу. Он упорно трудился, честно воевал. Можно его упрекнуть, что не остановил подхалимов, которые лепили из него едва не творца Победы и гения всех наук и искусств – но всё-таки мелкое стариковское тщеславие не самый страшный порок, бывают и похуже. Помню, на его 70-летие все заметные литераторы отметились статейками на тему «Брежнев в моей судьбе». А С.Михалков, умевший талантливо формулировать начальственные предписания и руководящие указания, написал о 25-м съезде КПСС:

У меня перед глазами

Зал Кремлевского дворца.

Выступает перед нами

Человек с душой бойца.

Человек партийной чести,

Он не раз бывал в бою

И вошел со мною вместе

В биографию мою.

Мы следим за каждым словом,

И доклад его таков,

Что ему внимать готовы

Люди всех материков,

Люди разных поколений

Всех народов, наций, рас...

Что сказать мне юной смене?

Был бы жив великий Ленин,

Ленин был бы горд за нас!

ЛЕНИН

С НАМИ

И СЕЙЧАС!

Брежнев был хорошим организатором, руководил восстановлением разрушенного войной Запорожья, где его уважают и любят до сих пор. Моя свекровь никогда не разрешала плохо говорить о нем именно из-за его заслуг в восстановлении Запорожья. Она девочкой вернулась туда из эвакуации – на страшные развалины, а через пять лет ее семья въехала в благоустроенную квартиру. Это при том, что первыми восстанавливали заводы. Поэтому речь не о Брежневе – речь об эпохе.

Эпоха Брежнева была временем разложения социализма, его ниспадающим отрезком. Часто спорят: одни говорят «разложение», а другие – «высшее достижение». На самом деле тут нет противоречия: разложение и падение почти всегда начинаются тогда, когда ничто этого вроде не предвещает и всё идёт прекрасно. Точно так происходит и в жизни деловых предприятий, и в маленькой человеческой жизни: скольжение вниз начинается с трудно завоёванной вершины. Вполне вероятно, что такова судьба и Америки, и вообще Запада…

Мне кажется, универсальной причиной, по которой начинается падение – это религиозный кризис. Под религией я разумею систему верований (собственно религиозных, идеологических, атеистических – любых), которыми руководствуется общество в своей жизни. Они должны своевременно обновляться, общество должно получить новую идею, которая бы осветила и повела вперёд. При Сталине такая идея была – это строительство социализма, нового, доселе невиданного справедливого общества, общества братства и общего дружного труда на благо всех. Там, за границей – волчьи законы капитализма, а у нас – всё по-другому. Это была вдохновляющая идея. Она создала советское общество – как некогда протестантизм послужил религиозной опорой капитализма.

И советскую идею уничтожили сами же ее проводники. При Хрущёве было объявлено, что цель нашего движения – это по сути стать как все. Целью внешней политики является мирное сосуществование со всеми странами, а коммунизм, как сформулировал Хрущёв в каком-то выступлении – это «блины с маслом и со сметаной». Сказано столь же смачно, сколь и разрушительно. Разрушительно – потому что выиграть на потребительском поле нашей стране не светило. Достойный современный комфорт и благосостояние можно было, безусловно, сделать доступным всем, но нельзя было превращать это в цель.

Хрущёв со своими «блинами» просидел не так уж долго, и в1964 г. началось царствование Брежнева. Особо завиральные идеи, касающиеся армии и сельского хозяйства, были отменены или поправлены. Но никакого нового верования, новой идеи, новой путеводной звезды – не возникло.

Более того, на каждом съезде повторялось, что рост благосостояния народа – высшая цель политики партии. Вполне возможно, наверху никто и не осознавал необходимости новых верований. Новый мост, новая фабрика, новая ракета – это да, это дело, а верование – что в нём? Обойдёмся и со старым.

Говорят, что тогда была сплошная идеологическая накачка. Мне это кажется неверным. Да, издавались журналы и газеты, трындели радио и телевизор, но всё это делалось ритуально и машинально: ничего нового, «вкусного», волнующего, завлекательного – не было. Всё это была ритуальная жвачка, изжёванная до несъедобных волокон. Любопытно, что «на идеологию» в партийных и комсомольских организациях бросали тех, кто ни на что конкретное был не способен.

 Идейным стержнем брежневской поры стали те самые «блины с маслом и сметаной». Говорят, что тогда много врали. Мне так не кажется: сейчас врут не меньше, и дело не во вранье фактическом, а скорее в разнотыке между идеологией провозглашаемой и – подразумеваемой. Что-то машинально бубнили о коммунизме, а подразумевалось почти что бухаринское «Обогащайтесь!». И народ понял и подхватил подразумеваемое.

В итоге сложился глубоко бытовой, обывательский стиль жизни. На первые места вышли «не кочегары и не плотники», а официанты и буфетчицы – не создатели, а распределители жизненных благ. Люди хотели получить их «здесь и сейчас», не дожидаясь коммунизма, в который уже мало верили. Не то что в нём повально разуверились – просто как-то обронили его по дороге к собственному уютному гнёздышку.

У нас была соседка – буфетчица тётя Нина, сколотившая некоторое состояние путём мелких мошенничеств: недолива того, недовложения сего… Накупила себе ваз и ковров – так хвастала своими жизненными достижениями: «Приду с работы, сяду на диван, под ногами – ковёр, на стенке – вазы. И сижу себе, девочки – ну как королева!»

А ещё все удачливые продавщицы стояли за прилавком в бриллиантах. Хоть в малюсеньких, но в настоящих. Мода на них была – как на некий символом высшей, настоящей жизни… Еще помню одну тогдашнюю молодёжную повесть, где герой говорил: «Плохо одетые родители для детей не убедительны». Наверное, это был отрицательный герой, но его кредо овладевало массами.

Вот такой сформировался стиль. Стиль отдыха, частной маленькой жизни. Помните, у Маяковского: «Шел я верхом, шел я низом, строил мост в социализм, не достроил и устал и уселся у моста́. Травка выросла у мо̀ста. По мосту́ идут овечки. Мы желаем очень просто отдохнуть у этой речки...» Вся жизнь стала обывательской, заточенной на создание своего маленького уютца. Отсюда возник культ ширпотреба. А поскольку западный ширпотреб был неизмеримо лучше нашего, то естественным образом возник культ ширпотреба западного.

Следующий переход – от культа западного ширпотреба к культу Запада как такового – произошёл легко и естественно. Т.е. цепочка была такой: вакуум идей – обывательский стиль – культ ширпотреба – культ западного ширпотреба – культ Запада – плавная сдача всех позиций.

Западный качественный ширпотреб именно при Брежневе стал предметом вожделения. То, что закупалось на Западе и попадало в малых дозах в наши магазины, ещё не научились подделывать в странах третьего мира, и итальянские туфли впрямь были итальянскими. Именно в брежневские времена сложился тот исступлённый культ всего западного, который и заставил многих встретить крах своей страны с необъяснимым на сторонний взгляд равнодушием, а то и вовсе с восторгом. Обыватель ведь способен «судить не выше сапога», а сапоги, даже финские, не особо изящные, были куда лучше наших. Вот так мы и продали свое первородство за чечевичную похлёбку…

И даже не за похлёбку, а за обещание оной, за мечту о ней. Да, было предательство в верхах, но в том-то и штука, что оно – плод общего жизненного стиля. Верхов и низов.

Брежневская пора была временем гигантского жизнеустроительства. Каждый на своём месте и в меру своих возможности что-то тянул в свою норку. Нет, даже не воровал – это укоренилось позднее – просто организовывал, «доставал». Люди обменивались услугами, руководящие отцы непрерывно устраивали детей на тёплые местечки. Эта «вторая» деятельность становилась важнее первой. Под молодую поросль создавались кафедры и отделы, ее проталкивали за границу в посольства и торгпредства. Мне кажется, что и приватизацию-то придумали, чтобы уж навсегда решить проблему жизнеустройства детей: раздать им по банку или корпорации – и можно помирать спокойно.

В чём тут урок брежневской эпохи? Когда-то тов. Сталин говорил своим соратникам: «Нам без теории – смерть». Как в воду глядел: смерть и оказалась. Дело даже не столько в теории, сколько в идеологии, в цели, во вдохновляющей идее. Разумеется, необходимо было объективное, научное знание о нашем обществе. Его не просто не было, но даже никто и не озаботился, чтобы оно появилось. И было это при тысячах обществоведов, всяких Академиях общественных наук при ЦК КПСС и зональных комсомольских школах.

Жизнь прочна, если стоит на крепкой вере. Но вырождается вера – вырождается и жизнь. Она мельчает, становится обывательской – и дальше ее можно брать голыми руками. Что и произошло. Таков был объективный итог брежневского царствования.

Татьяна Воеводина

Источник: publizist.ru