Часть 1

В «Рабочем классе» № 20 (651), май, 2013 г. опубликована статья Л. Прибытковой «Демонтаж. Как КПСС разрушала социализм в СССР» 

   Демонтаж страны автор статьи сводит к таким положениям:

  - Хрущёв и его окружение начали перевод «социалистического хозяйствования на мелкобуржуазные рельсы», «нанесли удар по сталинской политике постепенного преодоления товарно-денежных отношений между городом и деревней»;

   - XXII съезд КПСС был съездом теоретических невежд и предателей коммунизма;

   - «Хрущёву не нужны были знания науки о социализме, ему достаточно было его хозяйской интуиции, крестьянского мелкобуржуазного чутья. А для его окружения знания заменялись чинопочитанием».

   - Забвение высокопоставленными членами партии положений работы Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР»

   - Невежественное руководство КПСС своей политикой разрушало социализм. Брежнев, Косыгин, ЦК КПСС плохо усвоили высказывания Ленина о том, что хозяйственный расчёт означает переход на коммерческие и капиталистические начала.

   - Горбачев и Рыжков реализовали в политических решениях экономические программы «советских» (читай, буржуазных) учёных Шаталина, Попова, Абалкина, Аганбегяна, Петракова, Гайдара, Ясина, Бунича.

   - Рабочие заводов и шахт были счастливы акционированию предприятий. Дескать, с тоталитаризмом будет покончено, надоело всевластие центра, теперь сами будем распоряжаться своей собственностью

 

  А уж вполне справедливый выпад Л. Прибытковой против антикоммунистов, но с выпячиванием на первый план их еврейского происхождения (Чубайс, Новодворская, Немцов, Хакамада, Дерипаска, Фридман), – попахивает весьма и весьма дурно.

  Мы видим, что Л. Прибыткова, начисто отбросив классовый подход, выводит свои доказательства из невежества тех или иных государственных деятелей, незнания ими работ классиков марксизма, из экономических взглядов доброго десятка маститых буржуазных учёных, невесть откуда взявшихся в «развитом социалистическом обществе»

   Примерно на таких же позициях стоит Феликс Гореликов (см. его книгу «О причинах гибели СССР», Луганск, 2013, тираж 200 экз.), руководители многих партий, называющих себя коммунистическими.

   Доводы Л. Прибытковой не только не прояснили вопрос, сколько породили ещё большую массу других вопросов:

  - Откуда у Хрущёва, которого Сталин взрастил с младых ногтей, опекал и вёл за руку по ступенькам, переводя с одного поста на более высокий другой, – откуда у него взялось и не выветрилось «крестьянское мелкобуржуазное чутьё»?

  - Как Сталин мог просмотреть такое? Почему тогда Хрущёва не расстреляли заодно с Н.А. Вознесенским?

  - Откуда в окружении Хрущева взялось чинопочитание? А разве до Хрущёва ничего подобного не было?

  - Как могло такое случиться, что всего за каких-то три года после смерти вождя, КПСС успела переродиться до такой степени, что делегаты ХХ съезда (а среди них были командиры рот и батальонов, командиры партизанских отрядов, командующие армиями и фронтами, которые в годы войны смотрели смерти в глаза) дали возможность Хрущёву дочитать доклад до конца, не заглушили его топотом ног и гулом недовольства?

  - Почему это вдруг рабочий класс, вместо того, чтобы в 1991 г. стать на защиту своих завоеваний, был счастлив акционированию предприятий и т.п.

  - Ощущал ли рабочий класс себя хозяином в стране, собственником средств производства?

  - Если же не ощущал, тогда каким же был общественный строй в СССР? 

  - Какие метаморфозы произошли с рабочим классом страны Советов, почему рабочие отнеслись к этому строю как к чему-то чужому, казённому?

 

  Вот что, на наш взгляд, должно стать предметом исследований учёных и публицистов, пишущих на данную тему.

 

                                           ***

  На наш взгляд, правление Хрущёва было не началом, а концом демонтажа общественной системы, существовавшей в СССР.

  Так не бывает, чтобы многомиллионная партия переродилась в мгновенье ока, в течение каких-то трёх лет. Разложение и перерождение партии, крах советской системы начались задолго до ХХ съезда КПСС. Корни этого единого процесса (перерождения партии и советской системы) следует искать в самом начале становления советской власти, когда ускоренными темпами шёл процесс бюрократизации и партии и советского государственного аппарата.

  Но сама бюрократизация общественных отношений была всего лишь слепком, следствием, вытекающим из экономической отсталости страны, существованием в СССР различных экономических укладов, даже докапиталистических, патриархальных. Л. Прибыткова совершенно обоснованно приводит соответствующие высказывания Ленина о том, что «мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе».

  Приводит обоснованно, но этим и ограничивается.

  Л. Прибыткова за деятельностью отдельных личностей (Горбачёв, Рыжков), их советников (Шаталин, Попов, Абалкин, Аганбегян,, Петраков, Гайдар, Ясин Бунич), не смогла разглядеть борьбу классов, называя перестройку всего лишь предательством, неким верхушечным переворотом.

  Сами по себе «высокопоставленные члены партии» мало что значат, если они не опираются на определённые слои, группы, классы. А эти последние, повторимся, не могли сформироваться за какие-то три-четыре года после смерти Сталина.

   Поэтому, для того, чтобы понять глубинные экономические причины ДЕМОНТАЖА, следует возвращаться к истокам, в 20-е и 30-е годы прошлого века и даже ранее.

   Зри в корень, – говорил Козьма Прутков.

 

  На наш взгляд, причины демонтажа кроются в том, что одновременно действовали, наложившись друг на друга, четыре составляющие единого процесса:

   1. С 1917 по 1991 годы постоянно менялась классовая структура советского общества, менялась расстановка и соотношение классовых сил. А эти изменения, в свою очередь, вызывались сохранением в СССР различных экономических укладов, их доли в общественном производстве, изменением соотношения между этими укладами.

   2. Следующей составляющей является бюрократизация советского общества как системы управления посредством отрядов чиновников. Этот процесс был неизбежным так как вызывался объективными причинами, низким уровнем развития производительных сил. Это можно назвать внутренними причинами.

  3. К внешним причинам следует отнести деятельность Коминтерна (как успехи, так и недостатки) и

  4. Происки империализма, которые не прекращались ни на один день с 1917 по 1991 гг.

 

  Внутренние и внешние причины действовали одновременно, накладывались друг на друга, переплетались друг с другом, оказывали обоюдное взаимообратное влияние друг на друга.

  Рассмотрим каждую составляющую причину более подробно.

 

  1. Эволюция общественно-экономических укладов в СССР в 1917-1991 гг.

 

   В 1918-1921 гг. Ленин в работах «О «левом» ребячестве и мелкобуржуазности», «О продовольственном налоге» говорил об элементах общественно-экономических укладов, имеющихся в России.  

   «Перечислим эти элементы:

  Россия так велика и так пестра, что все эти различные типы общественно-экономического уклада переплетаются в ней. Своеобразие положения именно в этом». ПСС, т. 43, стр. 207

  

   В докладе XVII съезду партии (январь-февраль 1934 г.) И.В. Сталин по этому поводу говорил следующее:

   «… Ленин считал, что из всех этих укладов должен в конце концов возобладать социалистический уклад. Мы можем теперь сказать, что первый» (патриархальное натуральное хозяйство – БГ), «третий» (частнохозяйственный капитализм – БГ) «и четвёртый» (государственный капитализм – БГ) «общественно-экономические уклады уже не существуют, второй (мелкотоварное производство – БГ) общественно-экономический уклад оттеснён на второстепенные позиции, а пятый общественно-экономический уклад — социалистический уклад является безраздельно господствующей и единственно командующей силой во всём народном хозяйстве». И. Сталин. Сочинения, т. 13, стр. 309

 

  На Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 г. в докладе «О проекте Конституции Союза ССР» И.В. Сталин говорил,

  - что купцы и спекулянты изгнаны из торговли, а весь товарооборот находится теперь в руках государства, кооперации и колхозов,

  - что народилась и развилась новая советская торговля, торговля без спекулянтов, торговля без капиталистов,

  - что полная победа социалистической системы во всех сферах народного хозяйства является теперь фактом,

  - что эксплуатация человека человеком уничтожена, ликвидирована, а социалистическая собственность на орудия и средства производства утверждена, как незыблемая основа нашего советского общества,

  - что не стало класса капиталистов в области промышленности. Не стало класса кулаков в области сельского хозяйства. Не стало купцов и спекулянтов в области товарооборота. Все эксплуататорские классы оказались, таким образом, ликвидированными,

  - что грани между рабочим классом и крестьянством, равно как между этими классами и интеллигенцией — стираются, а старая классовая исключительность — исчезает. Это значит, что расстояние между этими социальными группами всё более и более сокращается.

   - что экономические противоречия между этими социальными группами падают, стираются. См. И. Сталин. Вопросы ленинизма. Издание одиннадцатое. 1952, стр. 548, 550, 551

 

  Сегодня, 75 лет спустя, мы можем утверждать, что подобные заявления были преждевременными, желаемое выдавалось за действительное, состояние дел приукрашивалось. Названные И.В. Сталиным уклады до конца не исчезли, а только сжались, затаились. Равным образом сохранялись элементы спекуляции, эксплуатации, сохранялась экономическая основа для противоречий между крестьянством и рабочим классом.

  Давайте проследим эволюцию каждого уклада с 1917 по 1991 гг. Патриархальный уклад базируется на натуральном хозяйстве, то есть таком способе производства, когда все произведённые продукты потребляются самими же производителями. С 1917 по 1928 гг. в нашей стране существовало примерно 25 миллионов крестьянских дворов. И каждый из них производил продукты частично для собственного потребления, то есть, вёл натуральное хозяйство, а другую часть продуктов поставлял на рынок и тем самым вёл мелкотоварное производство. С началом коллективизации натуральное хозяйство никуда не исчезло. Наоборот, с принятием 17 февраля 1935 г. Вторым всесоюзным съездом колхозников-ударников Примерного Устава сельскохозяйственной артели (который затем был утверждён Советом Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б)), приусадебному хозяйству колхозников был дан толчок для дальнейшего развития. Устав определял, какая площадь земли отводится домашнему хозяйству, сколько голов скота разрешалось содержать и т.п.

   Например, каждый колхозный двор в районах кочевого животноводства, где земледелие не имеет почти никакого значения, а животноводство является всеобъемлющей формой хозяйства, может иметь в личном пользовании от 8 до 10 коров и, кроме того, молодняк, 100—150 овец и коз вместе, неограниченное количество птицы, до 10 лошадей, от 5 до 8 верблюдов. (Эти данные приводятся также в учебнике Политэкономии под редакцией К.В. Островитянова. Учебник выдержал четыре издания в 1954, 1955, 1959, 1962 гг. По этому учебнику учились миллионы советских студентов).

   Далее зададимся вопросом: если в личной собственности колхозника имеется 2-3 коровы с молодняком, 2-3 свиноматки с приплодом, два десятка овец и коз, неограниченное число кроликов и птицы, то куда будут направлены экономические интересы этого колхозника? Понятно, что на личное подворье. Подсобное натуральное хозяйство существовало и во время войны и в послевоенные годы. Следовательно, оно существовало задолго до прихода к власти Хрущёва.

   Второй уклад (мелкотоварное производство, большинство крестьян из тех, кто продаёт хлеб) также никуда не исчез, хотя был значительно потеснён. Мелкотоварное производство не сводится исключительно к торговле хлебом, – это более широкое понятие. Мелкотоварное производство вырастает непосредственно из натурального хозяйства, постоянно сопутствует ему, переплетается с ним, переходит из первого во второе и наоборот. Как только крестьянская семья (а также ремесленники, кустари) начинают продавать продукты своего подворья, – тем самым этой стороной (частью) своей деятельности они переходят в категорию мелкотоварного производства. А поскольку 25 миллионов крестьянских дворов вели приусадебное хозяйство, постольку они не могли не вступать между собой в торговые отношения. При самой первой малейшей возможности между производителем и потребителем появлялся посредник – перекупщик, спекулянт. Этим самым мелкотоварное производство ежедневно и ежечасно рождает собой капитализм. В послесталинский период мелкотоварное производство получило своё дальнейшее развитие.

    «В 1980 г. доля продукции произведённой в личных подсобных хозяйствах составляла: 64% по картофелю, 33 по овощам, 31 по мясу, 30 по молоку, 32 по яйцам. Поголовье скота в личных подсобных хозяйствах населения на 1 января 1982 г. составляло: крупный рогатый скот – 23,4 млн. голов (20,2 % к общему поголовью), в том числе коровы – 13, 4 млн. (30,7 %); свиньи – 14,2 млн. голов (19,4 %); овцы и козы – 30,7 млн. голов (20,7 %)». (См.: Народное хозяйство СССР. 1922-1982, с. 271; См. также: Политическая экономия социализма (В цифрах и фактах). М. «Высшая школа», 1983, с. 18)

  Таки образом мы видим, что мелкотоварный уклад сохранялся на протяжении всего периода существования СССР с 1917 по 1991 гг.

   Третий уклад (частнохозяйственный капитализм) в довоенные и послевоенные годы сократился до минимума, но до конца никогда не исчезал. Он сохранялся в виде теневой экономики, подпольных миллионеров и т.п. (Люди, подобные Корейко из романа Ильфа и Петрова существовали во все времена советской власти). Под вывеской всевозможных контор типа «Рога и копыта» маскировались торговые обороты, работающие на частный интерес. Образно говоря, этот уклад сжался в куколку и при первых же благоприятных условиях превращался в бабочку. (Иногда утром подходишь к вчерашнему костру. Кажется, что он совсем потух. Но бывает, что под золой ещё тлеют головешки. Если насыпать сухих листьев, то костёр вспыхнет с новой силой. Примерно так обстояло дело с некоторыми общественно-экономическими укладами в СССР. Казалось, что они уже совсем исчезли. Но они «тлели» где-то в глубине и при первой благоприятной возможности возрождались снова и снова). В 1936 году в материалах, связанных с подготовкой и принятием Конституции говорилось, что в СССР исчезла спекуляция, уничтожена эксплуатация человека человеком. Но никто не станет отрицать, что спекулянты во все времена наживали большие суммы денег. В отношении этого Ленин говорил, что «Деньги, это — свидетельство на получение общественного богатства … деньги – это свидетельство на получение дани со всех трудящихся, деньги – это остаток вчерашней эксплуатации… каждый, имеющий деньги, имеет фактическое право на эксплуатацию».

   Разлагающее влияние (с точки зрения построения нового общества) дельцов теневой экономики на окружающих всегда выше их удельного веса, оно не прямо пропорционально их количеству. Всё это нашло своё отражение в художественной литературе и кино: «Золотой телёнок», «Двенадцать стульев», «Берегись автомобиля», «Бриллиантовая рука», «Следствие ведут знатоки» и др.

    В качестве примера сошлёмся на книгу Осокиной Е.А. «За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927–1941.– М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. – 271 с илл.). На архивных материалах, включая и документы архива ОГПУ/НКВД, автор показывает, что в стране всегда существовал обширный подпольный рынок товаров и услуг. Легальный рынок был только видимой вершиной айсберга. Его подводную часть составлял необъятный черный рынок. Под вывесками государственных, общественных, кооперативных учреждений, под прикрытием патентов на индивидуальную деятельность, колхозной торговли, шефских отношений развивалось частное предпринимательство. Формы экономической мимикрии частного капитала, который маскировался под социалистическое производство и торговлю, были разнообразны.

   Вот несколько выдержек из книги:

  «Фининспекция и карательные органы ликвидировали «фирму» и привлекали ее организаторов к суду, вменяя в вину не только неуплату налогов, но и применение найма рабочей силы, продажу по рыночным ценам, погоню за прибылью».

  «Спекуляция являлась одним из наиболее распространенных экономических преступлений 30-х годов. Баснословные цены черного рынка выкачивали сырье и товары из сферы легальной экономики: государственных магазинов, мастерских кустарей, хозяйств крестьян, колхозов. Черный рынок паразитировал на социалистическом хозяйстве».

  «Государство было не в состоянии подавить огромный черный рынок. Он не исчезал при появлении грозных постановлений, а изобретал новые формы мимикрии… Огромные размеры этих преступлений определялись во многом вынужденно подпольным характером частного предпринимательства».

  «В периоды, когда административный контроль ослабевал и антирыночные мероприятия стихали, рынок быстро отвоевывал экономическое пространство у планового хозяйства. Один из примеров тому — бурное развитие в годы второй пятилетки личного подсобного хозяйства крестьян на основе незаконной частной аренды и даже купли-продажи колхозных земель».

  «Миллионерами подпольного бизнеса становились, в первую очередь, работники государственной торговли — директора и заведующие складов, магазинов, баз, продавцы. Они ничего сами не производили, но имели доступ к товарному фонду страны, что открывало широкие возможности для спекуляции… Партийно-советское руководство, работники судебно-следственных органов, органов правопорядка взаимовыгодно обменивались услугами с работниками государственной торговли, которые богатели и повышали свой социальный статус за счет махинаций с товарами».

 

  Таким образом, мы видим, что третий уклад (частнохозяйственный капитализм) в виде спекулянтов, директоров торговых баз и магазинов, цеховиков, подпольных миллионеров, дельцов теневой экономики также сохранялся на протяжении всего периода с 1917 по 1991 годы. Можно с уверенностью говорить, что именно представители этого уклада, с точки зрения своих классовых интересов более всего были заинтересованы в ликвидации Советской власти

   Четвёртый уклад (государственный капитализм, когда частные капиталистические предприятия не выступают против советской власти, а работают по планам советского государства), зародившись в первый годы советской власти, также ни куда не исчезал, а продолжал здравствовать в виде кооперации, колхозов, которые Ленин без всяких двусмысленностей относил к госкапитализму, говоря, что «кооперация есть тоже вид государственного капитализма, но менее простой, менее отчётливо-очерченный, более запутанный». (См. ПСС, т. 43, стр. 225).

   В одном из совместных постановлений ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР речь идёт о том, что некоторые колхозы после выполнения обязательных поставок государству хлеба по твёрдым ценам, оставшийся хлеб придерживают до весны, в ожидании роста цен. То есть колхозы ведут себя как кулаки.

   В постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 19 апреля 1938 г. говорится, что «правления колхозов затрачивают значительные средства деньгами и натурой на наём рабочей силы извне». Постановление обязывает установить, что «наём вольнонаёмной рабочей силы в исключительных случаях… не допускать злоупотреблений и нарушений Устава сельхозартели, запрещающего пользоваться наёмным трудом из неколхозников». («КПСС в резолюциях…», М. 1985, т. 7, с. 26, 29).

   Но что означает «наём вольнонаёмной рабочей силы», «наёмный труд из неколхозников»? Это означает, что имели место случаи, когда рабочая сила была товаром! А поскольку колхозов насчитывалось более двухсот тысяч, постольку счёт этих вольнонаёмных шёл на миллионы, что даёт право говорить о ещё долгом и долгом сохранении остатков капиталистических отношений. (Позднее эту вольнонаёмную рабочую силу стали называть шабашниками. Работа этих бригад всегда была связана с «лишними» паспортами на «мёртвых душ», завышением объёмов выполненных работ, другими приписками, взятками и «откатами» руководителям совхозов, колхозов, строительных управлений и т.п.).

   Апологеты бюрократического социализма сразу поднимут вопли: в СССР рабочая сила не могла быть товаром, поскольку рабочий класс сам-де являлся собственником средств производства и, следовательно, не мог сам себе продавать рабочую силу. Народная мудрость давно уже дала ответ на этот вопрос, но в виде фольклора. (У армянского радио спрашивают: «Пьют ли советские рабочие армянский коньяк?» Радио отвечает: «Конечно, пьют. Только не непосредственно, а через своих лучших представителей – директоров заводов, секретарей парткомов, председателей завкомов»).

   Примерно так, как рабочие «пили» коньяк, точно так они являлись собственниками средств производства – не непосредственно, а через своих лучших представителей. Уже к концу 1920-х годов рабочие были оттеснены от участия в управлении производством. Рабочие не имели возможности распоряжаться материальными, денежными, трудовыми ресурсами. Всё это уже перешло в руки управленцев, начальства. Только начальство могло передавать средства производства от одного предприятия другому, распоряжаться финансами (право первой подписи на банковских документах, заверенное печатью), передвигать громадные людские ресурсы из одного конца страны в другой. Всё это делалось для трудящихся, но не через самих трудящихся (Ленин). А это не есть социализм. Это есть всевластие бюрократии. (Здесь будет уместно напомнить, как в кампанию 1989 г. по выборам народных депутатов СССР бюрократия, например, через военкоматы призывала на военные сборы тех или иных неугодных кандидатов, тем самым, лишая их участия в самой избирательной кампании. За уклонение от военных сборов могла последовать уголовная ответственность. Этот пример показывает, кто на самом деле распоряжался людскими ресурсами).

 

  В постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 27 мая 1939 г. «О мерах охраны общественных земель от разбазаривания» говорится о незаконных прирезках к приусадебным участкам колхозных земель, когда колхозный двор обманным путём на долю якобы выделяющихся членов семьи, получает дополнительный участок. В результате этой практики колхозная земля приносится в угоду частнособственническим и рваческим элементам, использующим колхоз в целях спекуляции и личной наживы. «В ряде колхозов, – говорится в постановлении, – установилась такая практика, когда приусадебный участок колхозника превращается на деле в частную собственность колхозного двора, которой распоряжается не колхоз, а колхозник по своему усмотрению: сдаёт его в аренду, сохраняет приусадебный участок в своём пользовании, несмотря на то, что не работает в колхозе… Все эти и тому подобные факты… приводят к тому, что приусадебное хозяйство теряет характер подсобного хозяйства и превращается иногда в основной источник дохода колхозника». («КПСС в резолюциях…», т. 7, стр. 109-110)

   То есть речь идёт об элементах частной собственности, о том, что колхозы и кооперативы, будучи предприятиями госкапиталистическими, имели поползновения к тому, чтобы при первом удобном случае вести себя как коллективный капиталист. Всё это вместе взятое говорит о том, что официальные заявления о ликвидации эксплуататорских классов, об уничтожении эксплуатации – были преждевременными.

  Остаётся рассмотреть пятый общественно-экономический уклад — социалистический, который, как считалось, уже в довоенные годы являлся безраздельно господствующей и единственно командующей силой во всём народном хозяйстве.

  Но и на предприятиях «последовательно социалистического типа» применялась оплата «по труду», что по Марксу является остатком капитализма, «узким горизонтом буржуазного права». Отсюда следует, что и социалистический уклад не был социалистическим вполне, так сказать, в чистом виде.

   Для подтверждения этой точки зрения мы обратимся к книге «СССР и страны капитализма», вышедшей в 1937 году в Партиздате ЦК ВКП(б) тиражом 4,5 миллиона (!!!) экз. (Под редакцией А. Стецкого, Л. Мехлиса, Е. Варга и В. Карпинского). По категоричности утверждений, ясности, чёткости и лаконичности формулировок угадывается рука И.В. Сталина. Сталин не мог не редактировать эту книгу, поскольку ей отводилась огромная пропагандистская роль, как и, в своё время, книге Н. Бухарина «Азбука коммунизма».

   В разделе «Советский Союз – страна социализма» (стр. 37-60 названной книги) говорится, что уже в течение первой пятилетки была осуществлена индустриализация страны, был построен фундамент социалистической экономики, в итоге второй пятилетки «в СССР бесповоротно победил социализм, построена в основном первая фаза коммунизма… окончательно уничтожены эксплуататорские классы… осуществляется социалистический принцип распределения по труду… рост благосостояния колхозников ведёт к сближению уровня жизни в городе и деревне».

  Рассмотрим более внимательно высказанные положения.

  «С индустриализацией страны построен фундамент социалистической экономики»

   Марксизм утверждает, что индустриализация той или иной страны, уничтожение мелкого раздробленного крестьянского хозяйства и создание крупнотоварных сельскохозяйственных предприятий (латифундий), – всё это является задачей капитализма. И если в СССР пришлось решать задачи индустриализации и создавать крупные сельскохозяйственные предприятия, то только в силу отсталости и недостаточного развития капитализма в царской России. Поэтому заявлять, что с проведением подобных мер был построен фундамент социалистической экономики, – это, в лучшем случае, не корректно.

   Более того, по Марксу, точкой отсчёта, началом низшей фазы коммунистического общества должен быть такой высокий уровень капитализма, при котором он (капитализм) уже исчерпал все свои возможности для дальнейшего развития. Только с этого момента (само собой разумеется, что после проведения коммунистической революции и установления диктатуры пролетариата) после мук родов начинается низшая фаза коммунистического общества. Только начинается, но не заканчивается!

 

    «в СССР бесповоротно победил социализм»

  Сегодня, 75 лет спустя, нам видно, что социализм ни у нас, ни в других странах не победил бесповоротно. Иначе он бы существовал и по сегодняшний день. Революцию в России Ленин видел только как составную часть мировой революции. Эта мысль проходит красной нитью через все работы Ленина. Он часто говорил, что мы не застрахованы, что мы можем быть отброшены назад, что наша задача состоит в том, чтобы как можно дальше вперёд продвигать дело нашей революции, часто задавался вопросом: достигла ли Октябрьская революция уровня 1793 г. во Франции.

 

   «Построена в основном первая фаза коммунизма»

  Как уже сказано выше, в 1936 году СССР даже ещё не приблизился к началу первой фазы коммунизма. И на это были объективные причины. А заявлять о построении первой фазы, как о свершившемся факте – это уж слишком! Эта фраза имела пропагандистское значение, но экономически обоснована не была.

 

   «окончательно уничтожены эксплуататорские классы»

  Выше уже говорилось о том, что для осуществления эксплуатации не обязательно иметь какой-то официальный титул и т.п. По общему правилу сущность эксплуатации состоит в возможности присвоения результатов чужого труда. А это последнее очень просто осуществляется посредством денег, нажитых спекуляцией, в теневой экономике и т.п. Если бы эксплуататорские классы были окончательно уничтожены, тогда некому было бы в 1985-1991 гг. добивать то, что осталось от советской власти к тому времени.

 

    «осуществляется социалистический принцип распределения по труду»

  По Марксу и Ленину распределение по труду ни в коей мере не является социалистическим принципом. Это есть «узкий горизонт буржуазного права», которое (право) достаётся в наследство от старого общества. Новое общество с помощью своего пролетарского государства вынуждено осуществлять контроль за мерой труда и мерой потребления, то есть контролировать выполнение буржуазного принципа. По-другому люди просто не приучены жить, да и предметов потребления на всех не хватает.

 

   «… рост благосостояния колхозников ведёт к сближению уровня жизни в городе и деревне… победа колхозного строя в деревне… и строительство совхозов… являются решающим шагом к уничтожению противоположности между городом и деревней»

  В 1941-1952 гг. автор этих строк жил в небольшой деревушке Орловской области. Даже в 1952 году (не говоря о 1937 г., когда была издана рассматриваемая нами книга) мы не имели понятия об электричестве, радио, пользовались керосиновыми лампами (зачастую даже не фабричными со специальными стёклами, а гильзами из-под снарядов), о кроватях не имели представления – все покатом спали на русской печи, в холодные зимы корову заводили в сенцы, а овец – в жилую комнату, где стояла печь. Но и в этой комнате в вёдрах, стоявших на полу, вода за ночь покрывалась корочкой льда. Весной, когда таял снег, ходили по полям и выбирали мёрзлую картошку, из которой пекли оладьи. Точно так было во всех окрестных деревнях. В нашем быту почти ничего не изменилось по сравнению с серединой XIX века. Точно также, как и пишет А.Н. Энгельгардт в своих «Письмах из деревни», у нас ходили толпы нищих и просили кусочек хлеба. (В скобках заметим, что в развитых европейских государствах уже до войны в деревнях было электричество, радио, водопровод, канализация, дороги с твёрдым покрытием и другие достижения цивилизации. Но никто же не говорит о том, что у них был социализм. Всё зависит от того, какому классу принадлежит государственная власть).

   Хочу спросить тов. Прибыткову и других её единомышленников: наше деревенское бытиё 1952 г. – это социализм? О каком раскрепощении женщин можно вести речь (стр. 56-57 названной книги), если от зари до зари они работали на колхозном поле. А после этого нужно было ещё обихаживать и домашнее хозяйство, приусадебный участок, которым кормилась вся семья, потому как хлеба, полученного в колхозе «за палочки» (трудодни), в лучшем случае хватало до нового года.

   Может быть, в далёком Иркутске трудно во всё это поверить, но пусть Л. Прибыткова опросит жителей центральной России, переживших те годы.

  Сегодня, 75 лет спустя, нам отчётливо видно, что подобные утверждения о сближении уровня жизни в городе и деревне были преждевременными, были приукрашиванием действительности, стремлением выдать желаемое за действительное. Социализму (низшей фазе) стали необоснованно приписывать некоторые черты, присущие только высшей фазе коммунизма. Отрицалось наличие в нашей стране негативных явлений (преступность, алкоголизм, проституция и т.п.). Дело доходило до того, что некоторые вообще говорили об отсутствии противоречий в социалистическом обществе. Социализму стали придавать нечто самодовлеющее, наделять его чертами самостоятельной общественно-экономической формации, превращать в фетиш, в священную корову.

   Дружбу рабочего класса и колхозного крестьянства советская бюрократия выводила из однотипных форм собственности (государственной и колхозно-кооперативной), единой цели (построение коммунизма), руководства классами со стороны единой коммунистической партии, – но не из экономического положения и экономических интересов этих классов.

   Далее мы сошлёмся на исследования Карла Каутского, которые он приводит в книге «Диктатура пролетариата». (Перевод с немецкого Ф.А. Боброва. Екатеринославское книгоиздательство «НАУКА». 1919).

   «Пока существует феодализм, крестьяне и низшие городские классы – лучшие союзники. Так было со времени немецкой крестьянской войны 1525 г. до французской революции 1789 г. Но как скоро буржуазная революция заканчивается, начинается переход крестьян во враждебный городскому пролетариату лагерь».

  «В России октябрьская революция 1917 года скорее выполнила то, что было во Франции в 1789 г. – смела остатки феодализма, сделала крестьянина энергичнейшим защитником вновь созданной земельной собственности. Тем самым революция вновь укрепила частную собственность и товарное хозяйство. Даже беднейшие крестьяне не думают об уничтожении принципа частной собственности на землю. Крестьянин, после разрушения крупных имений, стал сильнейшей опорой частной собственности».

   «Интерес крестьянина к революции тот же час потухает, как только обеспечена новая частная собственность. Исчезает у крестьянина интерес и к своему союзнику – городскому пролетариату. В деревне только сельские пролетарии, которые живут не продажей сельскохозяйственных продуктов, но продажей своей рабочей силы, имеют общий интерес с городским пролетариатом».

   «Чем больше крестьянское производство перестаёт быть производством для собственного потребления, чем больше оно производит на рынок, – тем больше крестьянин заинтересован в высоких ценах на свои продукты». «Но это приводит крестьянина в противоречие не с крупным землевладением (тут их интересы общи), а с городским населением, прежде всего рабочими, которые большую часть своих доходов расходуют на средства питания, а потому чрезвычайно заинтересованы в низких ценах на продукты сельского хозяйства».

   «Крестьянин одинаково заинтересован в высоких ценах не продаваемую им сельскохозяйственную продукцию и в низких ценах не покупаемые им продукты индустрии».

  «По отношению к частной промышленности крестьянину безразлично, какими мерами достигаются эти низкие цены: за счёт заработной платы или прибыли».

  «Иначе обстоит дело с государственным хозяйством. Чем выше его (государственного хозяйства) прибыль, тем ниже государственные налоги, которые, в основном, падают на крестьян».

  «Отсюда следует, что крестьяне в равной степени заинтересованы как в высоких прибылях государственных предприятий, так и в низких ценах на их продукты. А это означает более низкую заработную плату. И здесь снова проявляется источник антагонизма между крестьянином и индустриальным рабочим. Этот антагонизм тем резче, чем обширнее государственное хозяйство».

 

   Для большей наглядности поясним эту мысль К. Каутского формулой:

                                   W = c + v + m

  Из формулы видно, что при высокой прибыли m достигнуть низких цен W можно только за счёт снижения зарплаты v, поскольку в данном случае перенесённая стоимость c есть величина неизменяемая.

   Получается, что объективно, сам того не осознавая, крестьянин заинтересован в низкой зарплате рабочих на государственных предприятиях.

   «… возникновение антагонизма между крестьянами и индустриальными рабочими есть неизбежное явление, которое с необходимостью вырастает из данных экономических условий»

  «… самые богатейшие в сельскохозяйственном отношении области бывшей России отторгнуты от нее. Если так все и останется, если отделится еще и Сибирь, тогда Россия перестанет быть страной, вывозящей хлеб и другие средства питания, тогда цены сельскохозяйственных продуктов ее будут определяться ее внутренним, а не внешним рынком. Но это и есть то состояние, в котором при товарном производстве всего скорее и резче проявляется антагонизм между крестьянином и индустриальным рабочим…»

   «Нынешняя Великороссия после Брест-Литовского мира перестала быть аграрным экспортирующим государством и приняла такую хозяйственную форму, при которой всего скорее и сильнее порождается экономическая борьба между крестьянами и индустриальными рабочими…»

 

  В работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский» (ноябрь 1918 г.) Ленин лишь вскользь коснулся этого вопроса:

  «… наш теоретик доказывает новую мысль о заинтересованности крестьян в высоких ценах на хлеб, в низкой заработной плате городским рабочим и т.д. и т.п. Эти новые мысли, кстати сказать, тем скучнее изложены, чем меньше обращено внимания на действительно новые явления послевоенного времени, например, на то, что крестьяне требуют за хлеб не денег, а товаров, что у крестьян не хватает орудий, которых нельзя достать в необходимом числе ни за какие деньги. Об этом ещё особо ниже». Ленин, ПСС, т. 37, стр. 308-309

 

   На наш взгляд, тот факт, что Ленин не стал развивать дискуссию о заинтересованности крестьян в высоких ценах на хлеб, был вызван тем, что в ноябре 1918 г., когда Ленин писал свою работу, он не ставил себе главной задачей рассматривать экономические основы отношений рабочего класса и крестьянства. Главным на тот момент для Ленина было добить II Интернационал и его вождя Каутского и приступить к созданию III Коммунистического Интернационала, что и произошло через четыре месяца, в марте 1919 г. Доказать, что диктатура пролетариата есть самая широкая демократия.

 

  Мы утверждаем, что все вышеприведенные рассуждения К. Каутского нашли своё подтверждение в Советской России 1921-1928 гг., когда в 1928 г. в городах начался голод, и пришлось вводить карточную систему. И это при том, что к этому времени по валовому сбору зерна СССР превзошёл уровень России 1913 г. Всё дело в том, что не хватало товарного хлеба! По той причине, что крестьяне, будучи заинтересованы в высоких ценах на хлеб, не спешили его продавать, а потребляли его в своём домашнем хозяйстве.

   Но и после проведения коллективизации и колхоз в целом, как предприятие госкапиталистическое, так и отдельный колхозник, как продавец продуктов со своего приусадебного участка, – все они вместе также были заинтересованы в более высоких ценах на свою продукцию и в более низких ценах на продукцию промышленных предприятий. 
    

  К. Каутский продолжает:

«… советское правительство в состоянии уничтожить в достаточной мере капиталистическую собственность, превратить многих капиталистов в пролетариев, но это не равнозначно установлению социалистического производства. А если последнее не удастся, капитализм снова воскреснет, он должен воскреснуть, и, вероятно, очень скоро, а диктатура пролетариата произведет только смену лиц. На место нынешних капиталистов, превратившихся в пролетариев, станут пролетарии или интеллигенты, сделавшиеся капиталистами. При этом особенно выиграют те, кто своевременно станет на сторону того правительства, которое сумеет выйти из совершающегося хаоса сильным и способным сохраниться до восстановления нормального порядка»,

   История подтвердила и это высказывание К. Каутского: через 70 лет после написания этих строк, к 1988 году, капитализм в СССР всё-таки воскрес, он не мог не воскреснуть, не мог не развиться из мелкотоварного производства, из многоукладной экономики. Появились и новые чиновники-капиталисты: вельможи, чинодралы, держиморды и самодуры.

   Подводя итог сказанному о взаимоотношениях крестьянства и городского пролетариата, можно утверждать, что заявления, изложенные в книге «СССР и страны капитализма», о значительных достижениях на пути экономического и культурного подъёма деревни и ликвидации противоположности между городом и деревней (стр. 57) – были преждевременными, не соответствовали действительности. Эти заявления игнорировали экономическое положение и экономические интересы во взаимоотношениях классов.

 

                       Продолжение, Часть 2